Гламур. О том, к чему приводит желание быть самой красивой… - Анна Чайковская

Пожалуй, Глеб стал ее первым серьезным увлечением. Начав жить вместе, оба бросили институт: Машины родители как раз перебрались за границу, так что никакого контроля. Родители Глеба и вовсе непонятно где. Изучение финансов и банковского дела интересовало обоих одинаково мало.

Глеб просто бредил своим бизнесом, и Маша, естественно, дала денег. Для этого ей пришлось продать машину. Она тогда еще была влюблена… Родителям, приехавшим в гости, соврала, что разбила. Получила в подарок еще лучше прежней.

А дальше все как-то пошло по накатанной колее. Глеб сутками пропадал в автосервисе, институт брошен, интересов мало. Были подруги, но какие-то поверхностные. Тут и началось проклятое самокопание. А потом и крыша поехала не спеша.

Свою болезнь Маша мысленно называла «боязнь зеркал», ведь именно это было основным симптомом. Нет, она и раньше догадывалась, что не красавица. Никогда ей в голову не пришло бы попробовать себя в качестве, скажем, актрисы или модели. Но было одно важное «но»: неудачная внешность не отравляла ей жизнь. Не мешала ходить на свидания, развлекаться, ходить по клубам и всячески получать удовольствие. Одежду, обувь и сумки Маша покупала с упоением, нисколько не задумываясь о том, что даже самая красивая вещь не «играет» на ней так, как надо. У нее была стремительная, лихорадочная жизнь и мало времени на рефлексии.

Все началось после того, как отношения с Глебом перешли в фазу стабильности. Эйфория исчезла, началась притирка, и открылись глаза на кое-какие не слишком приятные вещи. Так, Глеб никогда не целовал ее первым. Никогда не пытался к ней невзначай прикоснуться, и вообще, в том, что касалось интима, инициатива исходила исключительно от Маши.

А как часто она ловила его взгляд исподтишка в сторону какой-нибудь смазливой барышни! При том, что она, Маша, идет рядом, и он знает, что она видит. И все равно не может удержаться, чтобы не выхватить взглядом хоть кусочек красоты. О, как он яростно это отрицал! Он был готов клясться жизнью, мамой, жизнью своей мамы, что все не так, что ей показалось, и вообще в целом мире для него существует только она. Но чем пафосней и высокопарней были клятвы, тем меньше верила им Маша.

Она начала подолгу и придирчиво рассматривать себя в зеркале. Если раньше она лишь мельком бросала взгляд на свое отражение и, удостоверившись, что косметика не поплыла, тут же переключалась на что-то другое, то теперь она могла выстаивать перед безжалостной зеркальной поверхностью часами.

Она пробовала сотни вариантов укладок и макияжа, благо времени у нее было предостаточно. Иногда ей казалось, что вот, вот оно счастье, надо просто причесываться вот так, а глаза подводить вот эдак – и она почти красотка. Но длилось это недолго: через несколько дней выяснялось, что она просто не во всех ракурсах себя рассмотрела. И в профиль эта прическа выглядит кошмарно, акцентируя и без того длинный нос.

Тогда Маша пошла по другому пути. Что толку пытаться замаскировать свои недостатки, если можно их исправлять? Начала она с того, что превратила свои жидкие больные волосики в шикарную гриву ниже попы. Волосы здорово отвлекают внимание от недостатков лица. Далее – косметология. Дорогие уколы сделали лицо более подтянутым и симметричным. Наращенные ресницы и татуажные брови добавили лоска, а гель в губы – сексуальности.

Чувства к Глебу хоть и остыли, но улучшение внешности уже успело стать привычкой. Маша даже не знала, для чего ей это. Она не интересовалась мужчинами. Она знала одно: она хочет быть красивой, любой ценой! Жизнь почти наладилась, Маша была почти довольна собой. Именно в этот период она и познакомилась с Катькой.

С Катькой, которой не то, что наращиваться и подкалываться, краситься необязательно. Которая выглядит на все сто с вымытыми мокрыми волосами. Которую заметно в любой толпе, в любой одежде, на которой сразу и безошибочно останавливается взгляд любого мужчины.

Маша тянулась к красоте, к тому, чего у нее не было, Катя – к роскоши. Так она и взяла шефство над этой «золушкой». Маше льстило, что подруга без ее совета и шагу ступить не может, а еще ей нравилось подбирать для Кати одежду – просто дать полет фантазии, не стесняя себя никакими рамками, что этот цвет не пойдет, а этот фасон изуродует фигуру.

Кате шло все, а Маша просто получала удовольствие от процесса, так как подбор одежды для себя давно превратился в мучительную и изощренную пытку. Катька оказалась довольно милой по характеру, за советы благодарила и вообще всячески смотрела Маше в рот. И это не могло не льстить, так как в чем-в чем, а в одежде и стиле Маша разбиралась.

Когда сидишь дома и не имеешь определенных занятий, лучшая подруга необходима как воздух. Вместе они объездили все магазины, ходили на фитнес, в салоны красоты и загорали в солярии. Посещали рестораны, кинотеатры и иногда ночные клубы. Назревала идея совместно съездить на отдых.

И все бы ничего, все бы замечательно. Да только глядя на Катино кукольное личико и ладную фигурку, Машу все больше точил червячок. И все чаще в голову закрадывались странные мысли.

«Красота – это не ухоженность и не „шмотки“. Не удачная прическа, не умение себя подать. Красота – это что-то неуловимое, но постоянное как мироздание, то, что отнять очень сложно или почти невозможно. Ведь Катьку даже налысо побрей – она все равно будет красивой. А будет ли хоть когда-нибудь красивой она, Маша?»

Стоя возле горячей батареи, глядя из окна на черные голые ветки деревьев на фоне скудного декабрьского снега, Маша в который раз задает себе вопрос: так что же сыграло ключевую роль? Зависть к подруге?

Да нет, как можно всерьез завидовать новоиспеченной жене бизнесмена средней руки, которая может в любой момент вылететь из уютного гнездышка. Пусть Катя хоть тысячу раз красавица, ее положение шатко, очень шатко. Ни за что Маша не хотела бы оказаться на ее месте.

Так может она идет на это ради Глеба? Тоже нет, на Глеба ей давно плевать. Живет с ним просто потому, что удобно. Он подкаблучник, приспособленец, готов за ее деньги стелиться как угодно, но она к нему привыкла, он стал чем-то вроде родственника. Но чтобы перекраивать себя в надежде ему понравиться – нет, нет и еще раз нет.

Далеко идущих планов, связанных с внешностью, таких как «стать звездой экрана», у нее тоже не имеется.

(Ну хоть себе-то не ври, а! Прекрасно ты знаешь, что тебя сюда привело. Без веских причин на такое не идут. Страх, страх заманил тебя сюда. Ты боишься… Ты реально, без всяких метафор БОИШЬСЯ своего отражения. Проходя мимо витрины, ты никогда не повернешь головы. Когда моешь руки, склонившись над умывальником, ты поднимаешь голову медленно-медленно, и до последнего не решаешься встретиться лицом к лицу сама с собой.

Это твоя жизнь, Маша, и она страшнее ночного кошмара. И поэтому ты хватаешься за любую соломинку, за любую самую призрачную надежду стать хоть чуточку лучше… Сейчас, на пороге то ли новой жизни, то ли окончательной гибели уже можно признаться себе в этом.

Признаться себе в том, как ты себя ненавидишь, как ты противна сама себе до дрожи. Признайся, признайся, ведь ты можешь выдержать свое отражение только в полумраке ванной комнаты. И то если ракурс выгодный. Все остальное – яркий дневной свет, расставленные повсюду зеркала, зеркала, зеркала, вспышки фотоаппарата, обилие отражающих поверхностей вокруг и многие другие совершенно обыденные вещи – все это причиняет тебе невыносимую, почти физическую боль.

И поэтому ты сейчас здесь. И в глубине души ты все равно не веришь в успех. И о самом худшем исходе ты думаешь даже почти с облегчением).

Задумавшись, Маша теряет счет времени. Она так и стоит, замерев у окна, глядя на неприглядный, не то еще осенний, не то уже зимний пейзаж. Мелькает мысль, что она сама вот так же не определена, не закончена, не прорисована до конца. Как будто скульптор начал работу и забыл или не захотел ее завершить. Эти черты, которые она едва различает в поверхности идеально отполированного оконного стекла, невнятны и негармоничны.

Вот Катя – та выверена до миллиметра, выточена в каждой детали. Над ней скульптор постарался на славу. А Маше приходится самой отдирать от себя лишние куски, истекая потом и кровавыми слезами. Черт, ну и аллегория, хоть фильм ужасов снимай. Да уж, она держалась все эти недели, не давала себе раскиснуть, и вот, остались считанные часы до начала новой жизни, а она стоит у окна и не может заставить себя сдвинуться с места.

…В таком состоянии ее и нашел Глеб. Так как времени до операции оставалось еще порядочно, видимо решил навестить. Да пошел он, ни малейшего желания поддерживать какую-либо беседу, смотреть по сторонам, да хоть пошевелить пальцем у Маши нет. Она так и стоит как истукан, уделяя вошедшему Глебу внимания не больше, чем мебели.